Прыжок через невозможное - Страница 6

И он торопливо рассказывает ефрейтору, как попал сюда в этот бетонированный колодец, как обнаружил здесь часовой взрыватель и как неудачно пытался подорвать мину с помощью пистолета.

— Видишь, какое положение сложное, — заканчивает старший сержант. — В таком мы, пожалуй, и не бывали ни разу.

— Не вижу, однако, оснований, чтобы духом из-за этого падать, — замечает на это Голиков неестественно бодрым голосом, хотя у Брагина нет никаких сомнений, что он понимает всю серьезность создавшейся обстановки. — Я сейчас Рекса в роту направлю за подмогой.

Он негромко свистит псу, все еще лежащему у верхнего отверстия каземата и скулящему чуть слышно.

— А ну-ка, Рекс, марш домой! — командует Голиков. — Живо, дружище!

Ефрейтор свистит теперь громче, и голова собаки сразу же исчезает из светлого пятна над головами саперов.

— Теперь он к своему вожаку примчится, к Алехину, — поясняет Голиков. — А мы с Алехиным на этот случай специальную договоренность имеем. Он ведь знает, что я ушел с Рексом вас разыскивать. И командиру роты об этом доложено. Когда Рекс к ним явится, они поймут, что я с вами остался, и придут на помощь...

— Ну, ладно, допустим, что все это так и случится, — останавливает его Брагин. — А взрыватель тем временем сработать может. Я думаю, что нам сейчас не о спасении своем нужно заботиться, а о том, как бы взрыв предотвратить.

— Давайте тогда посмотрим сначала, где он тут помещается, — предлагает Голиков, начиная ползать по полу каземата. — Я так неожиданно нырнул сюда, что даже фонарик выронил. Земля там очень сыпучая. Я и скользнул вниз, как в прорубь. Ага, вот он!

Голиков наконец нащупывает что-то среди комьев осыпавшейся земли и начинает щелкать металлической кнопкой.

— Неужели испортился? — с досадой говорит он, но яркий свет брызжет вдруг из его рук, освещая выпачканное пылью лицо Брагина. — Ну и видок же у вас! — смеется ефрейтор.

— Оставь, не до шуток теперь! — недовольно обрывает его старший сержант. — Дай-ка фонарь.

Голиков протягивает ему карманный фонарик и внимательно следит за овальным пятном света, скользящим по серой стене каземата.

Брагин, в руках которого находится теперь фонарь, медленно подводит луч к замурованному в стене взрывателю. Вот уже видно в свете его место заделки, мелкие трещинки на ней и какое-то темное пятно... Нет, это не пятно, это выбоина, дыра, образовавшаяся от вывалившегося куска цемента. Значит, пистолетные выстрелы повредили заделку ниши, в которой находится взрыватель.

— Ну-ка, Вася, обопрись о стенку, я к тебе на плечи вскарабкаюсь. Может быть, дотянусь до взрывателя, — говорит Брагин, подталкивая Голикова к стене.

— Давайте-ка лучше я. Я ведь полегче, а вы покрепче, поустойчивее. Тут что, Федя стоит?

— Какой Федя? — не понимает Брагин.

— «Feder-пятьсот четыре», — поясняет Голиков.

— Похоже, что он, — подтверждает Брагин и упирается в стену так, чтобы Голикову удобнее было взобраться к нему на плечи.

Несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, ефрейтор довольно ловко взбирается на старшего сержанта и, придерживаясь за стену, медленно выпрямляется. А когда становится во весь рост, голова его оказывается как раз против ниши, в которой замурован часовой взрыватель.

— Ну, видишь ты что-нибудь? — нетерпеливо кричит снизу Брагин.

— Да, это действительно «Feder-пятьсот четыре», — отзывается Голиков. — Вы отшибли кусок цемента как раз против смотрового окошка его корпуса. Я попробую сейчас отколупнуть еще несколько кусочков, они, кажется, не очень крепко держатся.

— Попробуй, — соглашается Брагин. — Поосторожнее только.

Спустя несколько мгновений старший сержант слышит, как падают сверху небольшие кусочки цемента, отламываемые Голиковым.

— Могу теперь добраться и до головки взрывателя, — кричит сверху ефрейтор.

— А подвижное кольцо под крышкой корпуса удобно будет повернуть?

— Не очень, но попробую.

— Не торопись только и не шевели взрыватель, — советует Брагин, жалея, что согласился стоять здесь внизу и поддерживать Голикова. Нужно было бы самому заняться этим делом и видеть все собственными глазами.

— Видишь ты на подвижном конце красный треугольник? — спрашивает он Голикова, нервничая оттого, что ефрейтор слишком долго, как ему кажется, возится там с чем-то.

— Вижу. Он как раз против надписи «Geht».

— Это значит, что часы идут и взрыватель находится в боевом положении.

— Спасибо, что объяснили, а то я не знал, — недовольно отзывается Голиков.

— Если будешь огрызаться, сброшу наземь, — грозит Брагин. — Слушай внимательно и делай, что я тебе прикажу. Возьмись осторожно за подвижное кольцо и поверни его так, чтобы красный треугольник его стал против белого треугольника на корпусе с надписью «Steht». Понял?

— Не только понял, но уже и повернул. Балансирное колесо давно уже остановлено. Не слышите разве, что фашистские ходики перестали тикать?

— Черт бы тебя побрал, Голиков, с твоим самовольством! — злится старший сержант. — Вывинчивай теперь винт с надписью «Schorf» из прилива трубки корпуса.

— Пусть ваш лифт спустит меня поскорее на землю, — весело говорит ефрейтор. — И винт уже вывинчен, и капсюледержатель вывернут.

...Когда к каземату приходят саперы, приведенные сюда Рексом, они не слышат внутри его ни единого звука. А когда освещают фонарями дно, то видят там двух боевых друзей, безмятежно спящих на плащ-палатке Голикова.

— Черт побери, — сонно бурчит ефрейтор, разбуженный окликом сержанта Алехина, — даже в этой преисподней не дадут поспать как следует!