Прыжок через невозможное - Страница 30

— Постойте-ка! — воскликнул вдруг майор, вспомнив свой недавний разговор с главным кондуктором. — Никандр Филимонович Сотников, кажется, сможет нам рассказать о нем кое-что.

Торопливо надев шинель, Булавин, застегиваясь на ходу, направился к двери.

— А удобно ли вам идти к нему самому? — озабоченно спросил Варгин. — Сотников ведь в одном доме с Гаевым живет...

— Спасибо, что надоумили, — улыбнулся Булавин. — А то бы я так к нему и пожаловал.

И пояснил уже серьезно:

— Нет, Виктор Ильич, я не собираюсь к Сотникову домой. С ним можно и в другом месте встретиться. Схожу на станцию. Недавно прибыл туда санитарный поезд. Уверен, что встречу возле него Никандра Филимоновича: старик любит поговорить с ранеными, ободрить их, угостить табачком. К тому же от старшего сына его давно писем нет, вот он и надеется, видимо, обнаружить его среди раненых...

С этими словами майор вышел из своего кабинета.

Санитарный поезд все еще стоял на станции. Изучая обстановку, Булавин медленно пошел вдоль состава, поглядывая на окна вагонов, в которых виднелись то забинтованные головы раненых, то белые платочки медицинских сестер.

На ступеньках одного из вагонов он заметил пожилую женщину — подполковника медицинской службы — и отдал ей честь. Женщина, близоруко щурясь, внимательно посмотрела на Булавина и молча кивнула в ответ, продолжая отыскивать глазами кого-то на станции.

Булавин отвел свой взгляд от врача и, посмотрев вдоль состава, почти тотчас же увидел худощавую фигуру Никандра Филимоновича, шедшего ему навстречу. Еще издали закивал он майору, а поравнявшись, приложил руку к козырьку своей железнодорожной фуражки.

— Прогуливаетесь? — улыбаясь, спросил Булавин, протягивая главному кондуктору руку.

— Всякий раз к таким поездам выхожу, — ответил Сотников, всматриваясь в показавшегося в окне вагона солдата с забинтованной головой. — Все надеюсь Васю своего встретить. Писем что-то давно от него нет. Ранен, может быть... Спрашивал уже у медицинских сестер, не попадался ли им старший сержант Василий Сотников, кавалер ордена Славы. Нет, говорят, не слыхали про такого. Значит, слава богу, воюет где-то... А вы, может быть, тоже кого высматриваете?

— Да нет, Никандр Филимонович, я так просто вышел, — ответил Булавин. — Хотя и мои близкие есть на фронте: жена военным врачом в полевом госпитале работает. Но она на другом участке, далеко отсюда.

— Да, вряд ли найдешь сейчас человека, у которого никого бы не было на фронте, — вздохнул Никандр Филимонович.

— А не вы ли мне рассказывали, — будто невзначай заметил Булавин, — что сосед ваш, Гаевой, совсем одинокий?

— Может быть, и я, — неохотно отозвался Сотников. — Гаевой действительно в первый же год войны всю свою семью потерял. Так, во всяком случае, он рассказывает...

— Потому, наверно, и нелюдимым стал?

Никандр Филимонович ответил не сразу. Видимо, ему почему-то неприятно было говорить о расценщике.

— Непонятный какой-то он человек, — задумчиво произнес наконец главный кондуктор. — Станешь с ним о фронтовых новостях говорить, так он никогда лишнего вопроса не задаст, не поинтересуется ничем. Как будто это и не у него вовсе вся семья от фашистов погибла. Не понятно мне это...

«Может быть, и в самом деле перестарался Гаевой, — настороженно слушая Никандра Филимоновича, думал Булавин. — Если он враг и роль нейтрального обывателя вздумал разыгрывать, то не учел, значит, что не в фашистской Германии находится, а в Советском Союзе...»

— И не одно только это показалось мне подозрительным, товарищ майор, — продолжал Никандр Филимонович. — Хоть и не очень разговорчив этот Гаевой, но о наших железнодорожных делах поговорить не прочь, и кажется мне, что технику транспортную знает куда лучше, чем простой расценщик или даже паровозный слесарь.

— Что же он, в серьезных технических проблемах разве разбирается? — спросил Булавин, все более удивляясь проницательности Сотникова.

— Да нет, о серьезных проблемах разговора между нами не было, — ответил Никандр Филимонович. — Но по всему чувствуется, что в транспортной технике Гаевой очень сведущ. Вот я и подумал невольно: с чего бы человеку с такими знаниями и, видно, довольно толковому в простых расценщиках состоять? Вы взвесьте-ка все это, товарищ майор. Время ведь военное, к каждому человеку придирчивей, чем обычно, приходится присматриваться...

— Спасибо вам, Никандр Филимонович, — протянул Булавин руку Сотникову. — Может быть, и пригодится нам ваш совет.

Две с половиной тысячи тонн

Доронин только что прибыл из Воеводино в Низовье с порожняком и теперь должен был забрать в сторону фронта воинский эшелон. До обратного рейса оставалось еще минут тридцать, и Сергей со своим помощником Алексеем Брежневым решили наскоро пообедать в деповской столовой.

Быстрым взглядом окинув помещение, Доронин увидел в самом углу у окна еще одного машиниста из Воеводино — Петра Петровича Рощина.

— Позвольте к вам пристроиться, Петр Петрович, — обрадованно обратился он к Рощину, заметив за его столом свободные места.

— А, Сергей Иванович, мое почтение! — приветливо отозвался Рощин, протягивая руку Доронину. — Присаживайся, пожалуйста. У меня, кстати, разговор к тебе есть. — И, торопливо проглотив несколько ложек супа, добавил: — За лекции твои поблагодарить хочу. Для меня лично много поучительного в них оказалось.

Сергею приятно было услышать эту похвалу от придирчивого, скуповатого на слова Петра Петровича — одного из старейших машинистов Воеводино, который много лет без аварий проработал на железной дороге.