Прыжок через невозможное - Страница 28

Не любил капитан оставаться в отделении за Булавина. Неспокойно было у него на душе в такие дни. Он знал, что майор старается приучить его к самостоятельности, но Варгин не очень верил в свои силы. Его не страшил открытый враг, он нашелся бы, что против него предпринять, но вокруг не было почти никого, в ком можно было бы заподозрить недруга. А между тем возможно, что враг притаился где-то и лишь ждет удобного случая, чтобы нанести удар из-за угла... Лишь один человек был у капитана на подозрении, но он пока и его не решался назвать врагом.

Поскорее бы все-таки приезжал майор Булавин!

Подозрения капитана Варгина

Прибыв в Воеводино, майор Булавин тотчас же вызвал к себе капитана Варгина. Выслушав доклад, Булавин предложил капитану сесть.

— Нам с вами предстоит серьезная работа, Виктор Ильич, — негромко произнес он и пристально посмотрел на своего помощника.

У капитана был широкий лоб, глубоко сидящие черные глаза, длинный нос с горбинкой, рано поседевшие волосы на висках. Слегка откинувшись на спинку стула, он не мигая смотрел в глаза майору, ожидая пояснений.

— Не знаю, нужно ли мне рассказывать вам о том, какой интерес проявляет военная разведка к железнодорожному транспорту? — улыбаясь одними глазами, спросил Булавин.

— Не нужно, — серьезно ответил Варгин, хотя он и понимал, что майор шутит.

— Я вам верю, — теперь уже не тая улыбки, продолжал Булавин. — А вот мне полковник Муратов не поверил и прочел целую лекцию о том, сколько неприятностей причинил французскому железнодорожному транспорту небезызвестный прусский агент Штибер.

— Тот самый Вильгельм Штибер, которого Бисмарк представил императору Вильгельму как «короля шпионов»? — усмехнулся Варгин.

— Тот самый. Но этого мало, пришлось еще прослушать историю и о том, как японцы перед началом русско-японской войны собирались вывести из строя Сибирскую железную дорогу и как им помешала осуществить это бдительность русской железнодорожной охраны. Но это, между прочим, для повышения образования, так сказать. Был затем продемонстрирован небезынтересный документ, захваченный у гитлеровцев. Я привез его копию.

Майор Булавин достал из своей сильно потертой и потемневшей в тех местах, до которых он чаще всего дотрагивался руками, полевой сумки несколько листов бумаги. На них — слева по-немецки, справа по-русски — на пишущей машинке была напечатана копия донесения начальника немецкой военно-транспортной службы главному штабу.

— Читайте только то, что подчеркнуто красным, — сказал Булавин, протягивая капитану один из листов.

«Ни в одной стране, — читал Варгин помеченные абзацы, — оперативное руководство военными действиями не зависит в такой степени от надежности коммуникационных линий, идущих к фронту, как на широких просторах России...

Русское командование постоянно опирается на свои железные дороги при отступлении, в обороне и наступлении, благодаря чему проявляет поразительное мастерство, быстро перебрасывая свои крупные боевые соединения на самые ответственные участки фронта. В подобных обстоятельствах наше внимание к прифронтовым железным дорогам русских должно быть максимальным...»

— Этого мало, однако, — продолжал майор, когда Варгин прочитал подчеркнутые места из донесения начальника немецкой военно-транспортной службы. — Познакомьтесь-ка и вот с этим, — положил он перед капитаном еще один лист.

«В случае крупного наступления русских в районе армии генерала Боланда, — торопливо пробежал глазами Варгин, — наибольший интерес для нас должны представлять станции: Воеводино и Низовье. Необходимо усилить деятельность нашей агентуры на этих участках советских прифронтовых железных дорог».

— Понимаете теперь, какова ситуация? — спросил майор. — Похоже, что и на нашей станции замаскировался кто-то из тайных агентов. Что вы на это скажете, капитан?

— Что же я могу сказать? — пожал плечами Варгин. — Если вы ничего не можете на это ответить, то я тем более.

Майора раздосадовала явная безнадежность, прозвучавшая в голосе Варгина. Он нахмурился и спросил:

— Никого, значит, и не подозреваете даже?

— На подозрении пока все тот же человек, товарищ майор.

— Гаевой?

— Гаевой.

Встав из-за стола, майор прошелся по скрипучему деревянному полу своего кабинета. Остановился возле большой карты Советского Союза, висевшей на стене. Ежедневно отмечал он на ней каждый новый советский город, отвоеванный у врага. Извилистая линия фронта, все более прогибавшаяся на юг, в сторону противника, как бы застыла теперь в ожидании грозных событий.

Разглядывая карту, Евгений Андреевич отыскал глазами тот участок огромного фронта, к которому вела железная дорога от станции Воеводино, и подумал невольно, что, может быть, именно здесь разыграются эти события...

Постояв немного у карты, Евгений Андреевич еще несколько раз прошелся по кабинету и снова уселся за стол.

— И подозрения у вас все те же? — повернулся он к капитану Варгину. — На одной интуиции основанные? Или, может быть, новое что-нибудь прибавилось?

— В общем-то, нового ничего не прибавилось, — без особого энтузиазма отвечал капитан, — но ведет он себя все-таки странно...

— В чем же именно эта странность?

— В отсутствии интереса ко всему. Даже на профсоюзные собрания силком приходится его тащить.

— Ну и что же? — удивился Булавин. — Такой нелюдимый характер у человека. И потом — горе у него, вся семья при бомбежке погибла.

— А я все-таки этого не понимаю, — упрямо помотал головой капитан. — При таком горе на людях только и забыться, а он всех чуждается. С работы домой спешит, к старушке, у которой квартирует. Думается мне, что все это лишь для отвода глаз.